Моряки да и казаки слушали меня беспрекословно. Понимая, что мы идём на новое дело, мои приказы исполнялись влёт, даже до драк пару раз дошло, кто будет исполнять то или иное поручение, что вызывало у меня улыбку. Оказалось, за эти дни я успел превратиться чуть ли не в легенду. Да, о том нашем рейде писали, ещё как писали! И подробно, как мы действовали и к чему это привело. Все участники были награждены, Василевский получил лейтенанта. Обо мне тоже писали, но ничего о наградах не было сказано, несколько благодарностей за действия промелькнуло, и всё, больше обсуждали моё исчезновение. Об аресте в газетах ничего не было сказано, говорилось лишь, что когда я сошёл в порту Владивостока, то просто пропал. Давался мой словесный портрет с просьбой помощи в поисках. Вот такая история. В основном я слушал всё из чужих уст, сам газеты как-то не жаловал, но что такое информационная война, понимал прекрасно, поэтому, обдумав всё, решил встретиться с лояльным и, главное, иностранным корреспондентом. Пусть опубликует интервью со мной, в котором я выложу всю правду. Хм, а может, французика напрячь? Вроде парень ничего, с понятием. Молодой, едва двадцать пять ему, но дружащий с головой, что такое честь, знает. Подумать надо. Кстати, Самохин интересовался причинами моей пропажи, всем было интересно, но я промолчал, сказал, что не стоит им этого знать.
В общем, Соколов, закончив меня выжимать, так же скомканно попрощался и покинул нас, сообщив, что мои проблемы решит тёзка. Видимо, такой чепухой заниматься он не собирался, но и препятствий не стал чинить, чего я в душе опасался. Решил я набрать частным образом команду, это моё дело, однако и мешать не стал. Более чем уверен, что не одного своего шпика ко мне подсунут, чего я, в принципе, и добивался. Кстати, перед уходом он попросил сообщить адрес моего проживания, и, подумав, я решил не скрывать и сообщил его. Сейчас по набору команды я зависел от них, так что тут вилять не стоит.
Немца на палубу пока не выпускали, пусть в каюте посидит, как я ему пояснил, для его же безопасности, пообещав дать интервью и разрешить сфотографировать команду. Сам я фотографироваться категорически отказался, не собираясь светить своё лицо.
– Оно самое, – кивнул Пантелеймон, протирая мою правую ногу, и вздрогнул, когда я ударил крепко сжатым кулаком по кровати.
Обыскав обоих, я стал обладателем суммы в шесть рублей двенадцать копеек. Оружие я не брал, служебное, попасть им может, но снял с одного связку ключей с пояса. Когда меня уже здесь обыскивали и забрали белый шарф, входящий в комплект моей офицерской формы, я приметил, что её убрали за какую-то дверь, и стал подозревать, что за ней же можно найти много интересного. Один из ключей подошёл, и я быстро осмотрел стеллажи, на свой шарф даже не обратил внимания, без надобности. В основном там было разное тряпьё, но я нашёл отличную шинель железнодорожника, хорошо сшитую. Накинул, пытаясь согреться, и стал копаться дальше. Потом нашёл по размеру штаны, обычные, гражданские, меховую шапку, тёплую рубаху и куртку на меху с меховым же воротником. Шинель положил на место, вернулся уже одетый в каморку охранника и прицепил ключи на место, чтобы охрана не поняла, где я одежду нашёл. Покинуть здание тюрьмы, а потом направиться прочь от квартала военных тоже труда не составило, я не привлекал внимания.