– Что-о?! Щенок! – Литвинов аж подпрыгнул на месте от гнева. – Ты что несешь?!
Учитывая, что вразумление упертых баранов, так пекущихся о чести сестры, происходило на заднем дворе их дома, под приглядом Григория Алексеевича и под причитания женской части семьи Трефиловых, можно сказать, знакомство с этой самой семьей прошло удачно. Старший Трефилов, изначально не очень довольный зрелищем дочери, целующейся с «каким-то франтом», несколько подобрел, братья Алены, оказавшиеся не только коллегами-матросами, но и довольно толковыми ватажниками Словенского конца, получив по мордасам, посовещались и сошлись на том, что «ты вроде бы недурной боец, но если Аленка пожалуется, от расправы не уйдешь».
– Нет. У тебя будут короткие и менее энергоемкие цепи. Так что при активации разве что кожа на ладонях чуть покраснеет, – пояснил я.
Хронометр «отбил» одиннадцать часов, и я нехотя сполз с кресла, в котором задремал, ожидая своих гостей. Прошелся по рубке, полюбовался на расцвеченную многочисленными зеленоватыми точками карту штурманского стола и, пробежавшись пальцами по верньерам настройки перископа, переключился с верхнего объектива на нижний. Мутная, несфокусированная из-за чересчур малого расстояния картинка дернулась, а в следующий момент работающие в «ночном» режиме, подобно моим очкам, объективы выдали засветку, словно кто-то полоснул по ним лучом света. Я нахмурился и, глянув на указатель направления, покачал головой. Похоже, кто-то из работников мастерской пожаловал. А засветка – это след открывшейся на миг створки малых ворот, на которые в этот момент и был направлен объектив.
Наглость – второе счастье, да. Но я поймал кураж, и мне пофиг!