На этот раз Бальзамо чашу взял, хотя и с таким видом, будто оказывает то ли величайшее одолжение, то ли величайшее снисхождение.
— Хули, в первый раз, что-ли, — Корнеев махнул рукой. — Давай дерябнем.
Рядом болтался витой шнурок. Там всё оказалось сложно — одна нитка вела в комитет комсомола, другая — в первый отдел. Третья, как ни странно, тянулась к Алле Грицько. Саша провёл вниманием до конца нитки и узнал две вещи. Во-первых, то, что Аллочка спит с новым дёминским заместителем, товарищем Овчинниковым. Вторым неприятным открытием стало то, что Алла ещё и докладывает ему об обстановке в коллективе, причём много сочиняет и перевирает. Саша подумал-подумал, да ниточку ту и оборвал.
— Ну, — сказал Привалов, чтобы что-то сказать.
— Эчеленца, этот псих... — начал он ябедническим голосом, показывая на Привалова.
— Это как? — заинтересовался неугомонный товарищ в первом ряду.