– Вот и все … и злая пуля осетина его во мраке догнала. Я тебе говорила, что один мой прадед был осетин? Ты тут посиди, а я отпущу девочек. – Открыла полный проход и шагнула в гостиную. Потом прошла в коридор и отворила дверь в спальню.
Остаток пути до Челябинска прошел довольно спокойно. Сима сначала долго мучила свой компьютер, по турецки усевшись на койке, а потом долго болтала о разных пустяках с бабулькой, подсевшей на одной из станций. А сам Геннадий был занят обдумыванием отчета о командировке, который все равно придется писать по возвращении. Отчет, что характерно, получался совершенно несуразным. – Если напишу все, как было, то меня обязательно спишут по статье профнепригодности, ибо получится опус в стиле бессмертного Иеронима Карла Фридриха фон Мюнхаузена. А таких в Системе не держат. А если упущу некоторые особо сомнительные моменты, то могут возникнуть серьезные разночтения с тем, что напишет Сима. Тоже проблемы будут.
– Может и зря, только наболело, – сообщил Вадим уже спокойнее и вернулся за стол. Геннадий переоделся, надел защитные очки и включил распилочный станок.
– Салют, малышка. Вот, в России войско взбунтовалось. Говорят, что… царь не настоящий.
Сима открыла портал и шагнула в императорскую спальню. Ее появления явно не ожидали. После некоторой заминки рука императора метнулась к кнопке у изголовья ложа, а его пассия вскрикнула и натянула покрывало до шеи.
– Будем надеяться, что ты права. Парень знает, на что идет, доброволец.