— Как бы сказать… в общем, стены я потихоньку начал простукивать сразу, как только сюда заселился. Тюремная привычка, знаете ли. И быстро понял, что вот здесь за стеной пустота. Но делать ничего не стал, опасаясь быть неправильно понятым. Лишь сейчас, став свободным, я решил выяснить, что там.
Имелся в виду грядущий голод — я не уверен, но мне казалось, что это был самый сильный голод в России в девятнадцатом веке. Но вот со сроками особой ясности не было. Я точно помнил, что в дате голода присутствовала цифра тысяча восемьсот девяносто один. То есть голод мог быть в девяносто первом — девяносто втором годах. А мог быть и девяностом — девяносто первом, то есть совсем скоро! Итак, что я вообще про него могу вспомнить? Эх, надо было в четыре года не второго «Незнайку» вспоминать почти дословно, а нужные даты! Впрочем, моя крепость задним умом для меня особой тайной никогда не являлась.
— Простейшими расчетами тут не обойдешься, — вступил в беседу я. — От поперечных брусьев требуется обеспечение не только прочности, но жесткости крыла. А от продольных — только прочности, небольшие деформации в этом направлении вполне допустимы. Мы это проверили на модели.
— Думаешь? Ладно, попробую. Но на парад, скажем, на этом твоем лисапеде не выедешь.
Весть об открытии богатых месторождений золота в Южной Африке достигла Санкт–Петербурга поздней осенью тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. Отец, ясное дело, сразу вызвал меня к себе.