Кроме того, в моем комитете наконец–то появился патентный отдел. Полковник Роговцев все–таки сдержал обещание и прислал в Приорат молодого человека, недавно закончившего юрфак Петербургского университета, который занялся этим делом. Первым была запатентована схема оружейной автоматики со свободным затвором, а сейчас он занимался патентованием передатчика Герца, приемника Попова и отдельно — двухполупериодного приемника Колбасьева. Патенты мы брали в России, Англии, Германии, Франции и САСШ, как сейчас назывались Штаты. На всякую мелочь типа Италии или там Австрии просто не хватало рук.
— Еще раз прошу извинить — увы-с, над всеми нами довлеют стереотипы мышления. Вам же я хотел сказать вот что. Пока его величество лежит, вам желательно проводить с ним побольше времени. Было бы неплохо, если бы вы смогли убедить его в безопасности ваших полетов.
— Простите, а почему? Вы предложили, вам и работать. Согласны?
Что меня удивило, опытный экземпляр пистолета был готов уже через полтора месяца. Потом еще три недели ушли на исправление обнаруженных недостатков, и как раз к моему дню рождения Роговцев вручил мне два пистолета и три сотни патронов к ним.
Попытка открыть глаза удалась, но не принесла почти никаких результатов. Во–первых, видел я почему–то очень смазано и расплывчато, а во–вторых, вокруг было довольно темно. Примерно как в больнице ночью, когда горит только слабое дежурное освещение. Хорошо, пусть сейчас ночь, но с глазами–то у меня что? Вот уж на что до сих пор не было особых поводов жаловаться, так это на них. Несколько раз моргнул — и картина стала гораздо резче. Оказывается, мне мешали смотреть слезы? С чего бы я тут не приходя в сознание рыдал как крокодил, совершенно непонятно. Но это не столь интересно, как то, что меня окружает. Сейчас ясно видно, что я лежу на очень большой кровати, весь обмотанный тряпками, а рядом стена. Разглядеть больше мешала полутьма, причем какая–то желтоватая и слегка мерцающая. Кажется, именно такой свет давала плохо отрегулированная керосиновая лампа, вспомнил далекое деревенское детство я. Хорошо, но зачем меня так всего замотали? Жарко же!
Еще одно наблюдение удалось сделать относительно отношения родителей друг к другу. Все материалы, прочитанные мной в двадцатом и двадцать первом веках, однозначно утверждали, что Александр Третий жил в любви и согласии со своей женой. Так вот, согласие действительно было. Довольно часто, но не всегда. В частности, великой княгине не очень понравилось увлечение двух старших сыновей воздушными шарами, но отец вопреки мнению жены нам с Николаем в этом помогал по мере возможностей. А вот хоть сколько–нибудь заметной любви между супругами явно не замечалось. Не исключено, что причиной этого был их второй сын Александр, в данный момент я.