Он выравнивает строй, чувствует на себе взгляды ближайших воинов. Их нетерпение. Ударим. Ударим сейчас!
– Тихо, девушка, тихо. Все уже хорошо, Молнии отступают из города, и я не знаю, уйдет ли за реку хотя бы третья их часть.
– Нужно проверить, не было ли у кого из монахов проблем с деньгами, женщинами либо какой-то зависимостью. Не получал ли он внезапных вестей о семье. Может, кто-то пребывал недавно в расстроенных чувствах, нервничал или был напуган. Пусть ваше преподобие прикажет расспросить об этом братьев. Вы ведь исповедуетесь в храме?
Они повернули сразу за маковкой, на несколько мгновений скрывшись от глаз преследователей. Кайлеан глянула в сторону, куда их отжимали: еще одна долинка, еще один холм. Ей начинало казаться, что се-кохландийцы гоняют их по кругу.
Сам Веторм, в седле, чуть склонившись, как раз разговаривал с Ласкольником. Командира она узнала, главным образом, по седой шевелюре. Одетый по-праздничному, гладко выбритый, выглядел он так, словно несколько последних дней провел, вылеживая под пуховой периной.
На этом, впрочем, красота постоялого двора и заканчивалась. Стены его были в три фута толщиной и скалились щелями окон, высоких, но настолько узких, что и ребенок не проскользнул бы внутрь, к тому же закрывались они солидными, окованными металлом ставнями. Двери также не были просто украшением: толщиной в три пальца, низкие, проклепанные железными гвоздями и посаженные на петли шире мужской ладони, они подошли бы скорее для замковой стены, а не для гостеприимного постоялого двора.