Но изощренным удушением Обух не ограничился. Перед тем как сунуть голову в петлю, он рядом с треногой на плотной земле оставил надпись, которую лишь с большой натяжкой можно было считать классической предсмертной запиской: «Сварите меня в котле и съешьте. Иначе не выживете».
Подумав немного, он решил посоветоваться с Ритой. В своей тройке она была несомненным лидером, и с ее мнением волей-неволей необходимо считаться.
– Да помню я, – буркнул Прапор. – Но соленого охота просто ужас.
– И что? У него на севере больше десяти тысяч населения, раз в пять больше, чем у нас, ему проще с этим. Да и канализация, как я понимаю, у него не во всех поселках?
– Друг Олег, мы пытались. Ты просил узнать, и мы пытались узнать. Мы ловили местных пожирателей кала и жгли их огнем. И спрашивали про сиды. Эти вонючки молчали. Или обманывали нас. Но мы терпеливые. Мы спрашивали многих. А потом мы проверяли их слова. И мы нашли тропу, по которой они ходили в Гриндир. В Гриндир ходят только за сидами. Туда больше не за чем ходить. Значит, тропа ведет к сидам. Но мы ее не проверили до конца. Мы не знаем, что располагается за завесой ветров.
– На Земле была замужем. Правда, так… считай, не жили уже, неудачно у нас вышло. Здесь я, наверное, могу считаться вдовой. С муженьком мы в последнее время проживали далеко друг от друга, а сюда попали лишь люди из пары районов города. Нет его здесь. Даже священник наш в таких случаях дает добро на повторный брак.