– А я – о двух, кха-дар. И не думал, что когда-либо увижу это собственными глазами. Да что там, я даже сейчас едва в это верю.
– Некоторые говорили о возвращении, уже переходя брод, – рявкнул Ласкольник. – Уже тогда были те, кто болтал: «Отдохнем, соберем силы и отправимся назад». И в последние лет двадцать они повторяли это снова и снова, по кругу, – так долго, что их перестали слышать. Даже внутренняя разведка. О верданно знали только то, что они разводят лошадей, делают прекрасную упряжь и неплохое оружие и что постоянно болтают о том, как отобьют свою возвышенность. Только болтают, потому что им хорошо и здесь, могут торговать, увеличивать стада и жить в достатке. Это лишь ерунда, которую повторяют глупые старики, – объясняли они, – старики, вспоминающие над кружкой пива собственную молодость. Зачем бы им возвращаться на Лиферанскую возвышенность, на те ветреные летом и промерзающие зимою земли, за которые им пришлось бы вести войну с се-кохландийцами? Там у них нет ничего, здесь у них – есть все. По крайней мере будущее получше, нежели смерть в фургоне, подожженном сотней горящих стрел. Что их туда толкает?
– Из арбалета? Сынок, если бы ты получил из арбалета с пятидесяти шагов…
Она потянулась ко псу. Разумом. Волей. Желанием глубоким и истинным. Он не сопротивлялся, воссоединясь с нею весьма охотно.
– Он будет жить. – Голос не изменился ни на йоту. – А если быстро получит помощь, то, возможно, ему даже не придется хромать до конца жизни. Генерал, я получил приказ доставить вас на место живым или почти живым. О других ничего не говорилось, потому если…
Анд’эверс насмешливо ей ухмыльнулся. Она ответила улыбкой.