Рука де Мортена немедленно запечатала мне рот, а я изо всех сил вцепилась зубами ему в ладонь и приглушенно пискнула – моя немедленно отозвалась отражением его боли. Дальнейшее больше напоминало бои без правил, он порывался перехватить мои руки, а я судорожно отмахивалась, как если бы оказалась в туче ос. Что-то царапнуло запястье, я наступила ему каблуком на ногу, взвыла, а потом меня спеленали, то есть накинули на голову мою же накидку, завернули в нее и плотно прижали к себе.
– Вряд ли, – Он кивнул на меня, явно намекая на изодранное платье. – Вас лучше даже из комнаты не выпускать, не говоря уж о чем-то большем. Когда все закончится, узнаете об этом первой.
– Я вам стихи посвящаю! Чем вы, спрашивается, недовольны?
– Как я тебя понимаю, милый! – Я вздохнула не менее тяжко.
– Секундочку. Это все ваше… мое… наше… признание ценностей. – Я все-таки смогла нормально вдохнуть, посмотрела на него, пытаясь понять, не сошла ли с ума и о чем мы говорим. Начать с начала так, как хотелось бы мне, у нас не получится: общество нас не примет. Точнее, оно не примет меня – скандальную актрису, женщину, которая отказалась от своего права крови. Несмотря на эти мысли, я не могла заставить сердце замедлить бег и унять затопившую меня радость. Глупую, детскую, сиюминутную, сметающую все преграды.