Первое прикосновение заставило меня дернуться, но это был всего лишь кусочек ткани, смоченный жидкостью, от которой по коже разлился холод.
– Сейчас накрывают на стол, ваша светлость.
Я обиженно пискнула: ягодица и так полыхала огнем, а за последние несколько минут второй раз – с удвоенной силой. Не хотелось бы думать, что он делает это нарочно, но ничего другого в голову не пришло.
Я пожала плечами и отправилась завтракать. Что я, один день не перебьюсь без прогулок? Тем более что погода была мерзопакостная – если всю ночь и с утра снег валил хлопьями, устилая ковром улицу и парк, укутывая деревья, то ближе к обеду все растаяло, и пошел дождь – да такой, что стекла заливало потоками и пришлось зажечь светильники, чтобы не ослепнуть, пока буду писать письмо. Я спрашивала, как идут дела и готов ли замок к холодам, согласится ли дед принять меня ближе к Празднику зимы. Жил он, не в пример отцу, далеко от Лигенбурга, поэтому стоило поинтересоваться заранее.
Я оглянулась и поняла, что мы оказались на другом конце залы.
Дед слушал внимательно, иногда хмурился, но чаще просто потирал подбородок: обычно это означало, что он всерьез о чем-то задумался. Я искренне надеялась на то, что он меня поддержит, но даже случись иначе, от своих слов я не откажусь. И уж тем более я не откажусь от Винсента. Разве что он сам меня об этом попросит.