— То окно, что светится? — уточнил Голубев.
— Спасибо, папочка! — Александра по уже сложившейся традиции повисла на шее у отца и с чувством чмокнула его в щеку.
Угу. В России «заговор» — очень плохое слово. Здесь если и казнят, то только террористов и заговорщиков. И вообще, для российского правосудия эти слова как синонимы. Так что Антону было чего пугаться. Пусть он хоть дюжину человек накрошит, максимум, что ему светит, — это пятнадцать лет каторги. А вот при каком-либо политическом окрасе можно и до петли доиграться.
Два выстрела раздались один за другим, и здоровяк, грузно осев, опустился на колени, а потом плавно завалился прямо в речной поток. Шнырь сначала в испуге присел, а потом попытался сбежать. Пришлось выпустить три пули, чтобы он, уже достигнув подлеска, упал и скатился на крупную гальку.
— Признаться, оружие убитых бандитов мне куда привычнее. Карабин отца французский, но с похожим затвором и магазином.