Лим, сложив руки на груди, молча слушал нашу перепалку с побелевшими скулами и непроницаемым лицом. А мне буквально физически необходимо было услышать от него хоть что-нибудь. Хоть какую-нибудь реплику, фразу. Почему-то это было в тот момент для меня очень важно.
Извилистые дорожки, причудливые клумбы, газон — все это застенчиво прикрывал туман. Вечер был промозглый, типично питерский, в какое измерение его ни засунь.
— Пожалуйста, помоги снять! — и повернулась спиной.
— Ну и любовницы сейчас пошли… жуть. Раньше, лет семьдесят назад, мадемуазель одевались изысканно, не торопясь, со вкусом. И требовали за это в дань своей красоте шикарные подарки, сейчас же… продаются за какую-то куцую тряпку, сшитую наспех, — протянула она.
— Дщерь моя, — заговорил он, краснея, явно подбирая слова, — ты погубила свою душу ради одной ночи с демоном-искусителем…
Сознание возвращалось рывками. То казалось, еще немного, и я вынырну на поверхность из-под водной толщи, то вновь меня уносило в глубину.