Спустя минуту мужичонка оторвался от своего, надо полагать, весьма увлекательного занятия и поднял взгляд.
На тумбе лежало большое, аккуратно сложенное махровое полотенце и рядом с ним — мое грязное институтское платье. Выбор между удобством и воспитанием, чтоб его.
— Твоя, твоя. Все хорошо, — я старалась говорить ровно и спокойно, так, словно передо мной шахид-смертник, в последний момент задумавшийся: «А стоит ли дергать чеку?»
— Хорошо, что хотя бы осознаешь, чем занимаешься, — прищурившись, протянул он. — Впечатлилась?
Он выражался витиевато, пытаясь за словесной конструкцией скрыть чувства, которые в нем бушевали. Что же, ему это прекрасно удавалось: холодный взгляд, лицо без тени эмоций, сдержанная поза. Все, кроме пресловутого хвоста, соответствовало образу бездушной машины. А вот конечность, которую я так усиленно пыталась купировать методом разрыва пару минут назад, недовольно била по бордюру.
Взгляд Лима. Я тонула в нем, как в бездонном колодце, и становилось легче. В какой-то момент веки стали столь тяжелыми, что захотелось закрыть глаза.