- Жене на сохранение в Москву отправил. Там много всяких бумажек было. Передал, даже не просматривая - не до старых грамот и справок было, - вру напропалую. Все равно проверить мои слова невозможно. - А в чем дело, товарищ полковник? Даже, если родным отцом моей мамы действительно является какой-то, как вы утверждаете, князь, то я-то здесь причем? Как сказал товарищ Сталин на совещании передовых комбайнеров в декабре тридцать пятого года, - пригодилось-таки конспектирование первоисточников! - сын за отца не отвечает. Я за гипотетического князя тем более не могу нести ответственность - в глаза его не видел.
- Что-то еще? - внешне равнодушно спросил Сталин. Он очень не любил оказываться неправым даже в мелочах. А сейчас... Почти незаметно, но Лаврентий, можно сказать, щелкнул его по носу.
- Его, - уныло подтвердил капитан, - подняты по тревоге все комендатуры. В район вынужденной посадки направлен батальон войск НКВД, но надежды найти... - он только удрученно пожал плечами.
Двадцать второго октября части второго танкового корпуса и одиннадцатой гвардейской стрелковой дивизии продолжили наступление на Гумбиннен. Немцы неожиданно для планировавших операцию генералов РККА выдержали первый удар и сами перешли в контрнаступление. Их ударные группы поддержала авиация, которая группами аж по двадцать-тридцать самолетов постоянно пыталась наносить удары по советским боевым порядкам. А наше командование в очередной раз все никак не может нормально скоординировать действия истребителей. Вот и сейчас, подойдя во главе эскадрильи Яков к линии фронта, в упор не вижу восьмерку "Лавочкиных", которая должны контролировать воздух на высоте свыше шести километров. Странно. У нас, как и было приказано, эшелон три тысячи метров. А если противник пойдет выше? Мы его не достанем. Тревожусь и с согласия "земли" тяну своих парней вверх.
Илы двинули полным составом полка, мы - двумя эскадрильями и я с Васей Матвеевым. Вообще-то лейтенанту давно пора звено возглавлять. Надо кого-нибудь из молодых летчиков в ведомые себе подобрать.