- Сан Саныч, а потяну ли по молодости? Восемнадцать только в декабре исполнится. И в кадрах мою кандидатуру на эту должность вряд ли пропустят.
- Дура ты, Нинка, - начала вдруг отвечать подруга, - мне их жалко. Вот, просто по-человечески жалко. Мальчики ведь еще. Чего они в жизни-то видели? Школа, трехмесячные курсы взлет-посадка, как Елизарыч говорит, и фронт, где их со дня на день убьют.
- А что не так? - оглядывает себя Ленка. Галифе застегнуты, на нательной рубахе пуговки вверху тоже, кроме парочки. Ничего интересного совсем не видно.
- Обоих? - не поверил я. Тогда-то думал, что второй ушел.
Согласие получил немедленно. Причем именно в той форме, какая мне больше всего нравилось - горячим поцелуем.
И чего я сейчас ту ругань с дядей Витей вспоминаю? Из-за нее и из-за какого-то странного гнетущего напряжения на аэродроме в последнее время, где бывал каждый день в надежде еще полетать, сразу поверил в войну? И сколько бы дядя Витя ни говорил, что боевых действий с германцами не будет, но почему тогда он свою жену тетю Наташу и восьмилетнюю Таньку в Ленинград к родителям среди лета вдруг отправил?