Если внимательно посмотреть на наши — столь немногочисленные — языческие источники о Христе, то, право слово, выглядят они как-то странно.
Понятно, почему предписание, столь счастливо найденное в этот критический момент, касалось аммонитян: оно дало возможность произвести маленькую административную революцию.
После смерти Александра Янная фарисеи вернулись в Иерусалим, и Кумран снова опустел. У нас просто нет никакой другой группы, которая бы пришла в Кумран во время царствования Янная и покинула бы его сразу после. И если этими фарисеями действительно руководил шурин царицы Симеон бен Шетах, то мы можем быть уверены, что он не ждал пришествия царя из дома Давидова.
Таким образом, кумранитское обобществление имущества оборачивалось на практике масштабной операцией по уходу от римского налогообложения. Тот, кто вверил свое имущество мебаккеру, мог отныне не бояться сборщиков налогов. Рядовые сборщики налогов в римских провинциях вовсе не были высокопоставленными вельможами. Их социальный статус был не выше участкового милиционера. Если бы такой сборщик осмелился пристать с налогами к мебаккеру, он бы получил кинжал под ребра за оскорбление Бога.
Но еще поразительней этих — политических — разночтений те теологические компоненты Кумрана, о которых Иосиф Флавий не говорит или говорит очень косвенно и скороговоркой.
Он говорит, что свобода — это то, что получает душа, когда она освобождается от оков смертного тела. Он называет душу «родственной» Богу. Он говорит, что во сне эта родственная Богу душа говорит с ним, ходит, где ей угодно, и предсказывает будущее. Поэтому «смерть дарует душам свободу и открывает им вход в родное светлое место, где их не могут постигнуть никакие страдания». Именно в этом и состоит «божественное учение» сикариев, унаследованное ими от отцов.