Сикарии, скрывавшие под платьем кинжалы, убивали своих жертв среди бела дня. Как только те падали, «убийцы наравне с другими начинали возмущаться происходившим и благодаря такому притворству оставались скрытыми».
То же самое и Дамаск. «Дамаск», о котором говорит «Дамасский документ», — это вовсе не город в римской провинции Сирии. «Дамасский документ» называет «землей Дамаска» то, что находится за пределами «Земли Израиля», на территории всё того же царства набатеев.
«Так как уверовали многие, даже из властей, то иудеи пришли в смятение: книжники и фарисеи стали говорить, что так, пожалуй, весь народ будет ожидать в Иисусе Христа. Все вместе пошли к Иакову и сказали ему: „Просим тебя, удержи народ: он заблуждается, думая, что Иисус и есть Христос. Просим тебя: вразуми всех, кто придет в день Пасхи, относительно Иисуса; тебе мы все доверяем. Мы и весь народ свидетельствуем о тебе, что ты праведен и не взираешь на лица. Убеди толпу: пусть не заблуждаются об Иисусе, и весь народ, и все мы послушаем тебя. Стань на крыло Храма, чтобы тебя видели и чтобы слова твои хорошо слышал весь народ“».
Это, собственно, и разгадка, почему Мессия называется Сыном Человеческим. Он был рожден, как человек, но лицезрение Господа превратило его в ангела, и миссия этого ангела заключается в том, чтобы быть Мессией Израиля, разгромить царей, преобразовать природу и обеспечить вечную жизнь для праведных. Если в Жреческом Кодексе человек не может видеть лица Господа и остаться в живых, то в верованиях поклонников Еноха Енох увидел лицо Господа и стал Вторым Богом, тем самым, для которого на небесах был поставлен Второй Престол.
Одна разрешенная загадка, однако, порождает вторую: неотредактированный Марк кончается тем, что женщины разбежались «и никому ничего не сказали». Как это понять?
Получалось, что Иисус проповедовал учение мира, прощения и любви — то есть именно то учение, в котором отчаянно нуждались оккупационные римские власти в ксенофобском, готовом вспыхнуть как порох, Иерусалиме. И при этом был незаслуженно оклеветан и распят, но потом его учение, как крошечный ручеек, как огонек свечи, заботливо сохраненный немногими оставшимися верными ему учениками, постепенно набирало силу, разливалось, пока не превратилось в огромную реку, питающую собой весь мир.