Контроль? Если только тому, на котором я стою, – что-то в нем до сих пор хрустит и булькает. Стрелять? Не стоит – вокруг может быть еще куча фашистов. Короткий удар прикладом в затылок, под срез каски. А вот первый явно не жилец – глаза стекленеют, похоже, я ему шею сломал. Да и другой, с разбитым лицом, уже никогда не будет пулеметчиком. Минус три!
В ответ немец злобно рассмеялся. И продолжал щериться в усмешке, даже когда к Альбикову присоединился сержант Стерх, а за моей спиной встали Барский и Зеленецкий. А где же Гайдар? Ладно, позже разберемся… Надо с этим ублюдком сперва покончить. С моего места противник почти не виден. Немного смещаюсь, и мне открывается правый бок диверсанта, но вражина начеку – делает пару шагов назад, снова закрываясь телом девушки. Однако секунды утекают с катастрофической скоростью, а ситуация остается патовой. Как только мы делали какое-то движение, пытаясь улучшить позицию, немец немедленно парировал, постепенно отступая к деревьям. Его рука с ножом постоянно дергалась, и на горле Марины появилось несколько порезов, текла кровь. Так его не достать – если я сейчас выстрелю по едва видимым ногам диверсанта, он неминуемо порежет свою заложницу. Хорошо бы этого козла как-то отвлечь…
– Мы всё поняли и осознали, товарищ сержант, – в ответ усмехнулся я. – Больше не будем!
– Обижаешь! – усмехнулся Лукашин. – Мы там три часа на карачках лазили, пытались на след основной группы выйти. К сожалению, собаки след не взяли – немцы его кайенским перцем присыпали. Но спрятанные в кустарнике трупы нашли. Ловко ты их уделал! Нападения, говоришь, они не ожидали… Кто тебя так драться учил?
– Бомбер бы сразу сбили, а нас-то за шо? – усмехнулся я, но тень сомнения мелькнула: а ну как действительно собьют, не глядя. «Наши шутить не умеют!» – как говорилось в одном старом анекдоте. – Набери еще метров двести, чтобы нас издалека видно было! И это… пистолетик свой мне передай. Аккуратно, двумя пальчиками…