– На талии ремень с кобурой. В кобуре – «парабеллум». В карманах три десятка патронов россыпью и три винтовочных обоймы, – начал перечислять Альбиков. – Несколько галет, складной ножик, всякая мелочовка, вроде носового платка, солдатская книжка…
– Скорострельность! Я на слух определил, что огонь ведется с большой скорострельностью – около тысячи выстрелов в минуту. У немецких автоматов скорострельность примерно в два раза ниже. Да и не было у этой абвер-группы автоматов, только пулеметы и карабины.
И, жизнерадостно заржав, явно подражая своему гигантскому командиру, Стерх ловким, отточенным движением ввинтился через узкую броневую дверцу внутрь своего чуда технической мысли. Вслед за ним, неловко ткнувшись губами в мою щеку, полезла и Марина.
Я залез на заднее сиденье, мгновенно утонув, как в пуховой перине, в объятиях мягкого кожаного сиденья. Н-да, тут явно не поролон под обивкой, а какой-нибудь конский волос. Валуев уселся рядом с водителем. Первый раз после переноса я не услышал при запуске двигателя визгливых ноток – американский мотор рычал мощно и солидно.
В мешке оказалась униформа. Та самая, что накануне налета на госпиталь принес капитан Свистунов. С коверкотовой гимнастеркой, которую так расхваливал разведчик. И хромовые сапоги, снятые мной с убитого предводителя малолетних бандеровцев.