— Товарищ Сергеев, — Сталин быстро что-то написал карандашом на четвертушке бумажного листа, — вот записка, а на словах передайте товарищам, что гражданина Романова необходимо побыстрее доставить в Гатчину. Если нет другой возможности, то моя личная просьба — пусть его отвезут вертолетом. Все, товарищ Сергеев, выполняйте.
Я утвердительно кивнул головой, подошел к столику, и, вздохнув, размашисто расписался. Сталин взял из моих рук документ, внимательно прочитал его, и бережно сложив его, положил в полевую офицерскую сумку, висевшую у него на боку.
— Дока — не дока, но кое-что соображаю…, — совершенно неожиданно для нас раздался голос подполковника Ильина. Мы непроизвольно вздрогнули. Пока мы с контр-адмиралом Пилкиным разговаривали, он вошел в адмиральский салон совершенно бесшумно. За эту привычку кое-кто прозвал его «Призраком». Когда подполковника спрашивали, где он научился так ходить, он неизменно с серьезным видом отвечал, что таким как он это положено по службе. Мол, вдруг придется пробраться в спальню британской королевы, чтоб подменить сонные капли на цианистый калий. Да, еще тот юморист, наш Николай Викторович…
И все мы, включая подполковника, покинули салон вертолета. Доложив командиру корабля о нашем прибытии, я с его разрешения отправился в радиорубку, откуда сообщил товарищу Тамбовцеву, что первый этап нашего путешествия прошел успешно.
Какие там вещи, маленький саквояж на случай внезапного бегства был сложен уже давно. Судьба революционера неверна, только что ты произносил пламенные речи, и вот уже твой соперник отправляет тебя на гильотину. Я совсем не желал разделить судьбу Дантона, Робеспьера и Сен-Жюста, а потому, давно приготовился оставить стремительно идущий на дно корабль русской революции.
Кукушкин снова козырнул, — Тащ Сталин, наше командование поставило перед моим отделением задачу взять под охрану и оборону здание типографии и вас лично. Адмирал сказал, что в ТОТ раз, накануне Революции, юнкера закрыли газету и уничтожили тираж. Этот вечерний номер должен выйти любой ценой.