— Заколки! Бусы! Каменья. Подходи без разуменья!
Когда Оникс подошла, он уже сидел в седле и молча кивнул ей на каурую лошадку. Они выехали за ворота обители, не разговаривая и не глядя друг на друга.
— Твое тело создано для удовольствия, раяна, — словно в ответ на ее мысли сказал он, — все в тебе привлекает и манит мужчин, как мотыльков на огонь. Твое тело. Лицо. Запах. Твои движения. Ты обещание. Обещание наслаждения…Скажи, скольких ты уже свела с ума, раяна?
Оникс немножко подумала, а потом пошла следом.
И вот сейчас этот тихий голос, даже не шепот, шелест, еле уловимый ежвег за стуком крови в висках. И все же явный. И в этом голосе Лавьер четко различил отчаяние и боль, и на миг его обдало жаром и он почувствовал гарь, почти задохнулся от дыма. Это длилось лишь миг, и снова все исчезло, словно и не было, словно показалось.
Лавьер не отвечал, задумчиво поглаживая ей спину. Оникс поставила пустую кружку на стол. В голове прояснилось, и тошнота уже не подкатывала к горлу, так что и способность мыслить тоже вернулась.