– Да, – кивнул я. – А ты как думал? Там слишком много, чтобы такое попустить.
– Эм… Никогда об этом не думал. Я поинтересуюсь об этом у ученых из ваших лабораторий, Герман Густавович.
– Полюбопытствуйте, Герман Густавович, экий мне гнусный пасквиль нынешней почтой доставили. – Томский губернатор, заканчивая ужин, отставил пустую чайную чашку и подвинул в мою сторону сложенный вчетверо лист серой дешевой канцелярской бумаги. – Я бы отправил туда человечка какого-нибудь, чинами невеликого, да и дело с концом. Только, стало быть, тут о знакомцах ваших значится. Так я, стало быть, и подумал…
– Молчите только. Молчите. Иначе я сама испугаюсь того, что делаю. Поверьте только прежде и примите, что это надобно сделать. Что так лучше будет!
Да и сам масштаб будущего труда просто подавлял. Зима 1865/66 года выдалась морозной и малоснежной не только в Сибири. Осенью, когда дело дошло до сбора урожая, выяснилось, что зерна мало. Так мало, что уже к Рождеству большинство губернаторов России рапортовали о начавшемся в деревнях голоде. В дороге я вместе с репортерами газет негодовал на бездеятельность властей и радовался отваге тех начальников, кто не побоялся открыть военные магазины, чтобы накормить хотя бы детей. А теперь что? Теперь все это бедствие на мне?
И в первых числах июня на реке Яя, в том месте, где будущая чугунка будет огибать северные отроги Кузнецкого Алатау, начали строительство поселка и цехов Томского механического завода. Сразу уточню – трудно начали. Ни шатко ни валко. Не было у нового предприятия начальника-энтузиаста, как у обоих моих металлургических. А что еще хуже – даже где такого господина искать, я даже не предполагал.