– Тебе виднее, – угрюмо пробурчал я. – Я же не вижу твоих записей.
Вполне логично для меня было ждать посетителей в первой половине дня. Я и ждал. Как юный влюбленный в томлении от предстоящего свидания, прислушивался – не хлопнут ли входные двери, не заскрипят ли половицы под каблуками с последними новостями спешащих ко мне соратников. Я даже велел белорусу убрать из комнаты часы, чтобы не смотреть на то, как ленивая стрелка ползет от одной цифры к другой.
– Я рад, – неожиданно прежде всего для самого себя растрогался я. – Мы старались вам услужить.
Да нет. Это я ворчу, Герочка. На себя, конечно. На кого же еще! Не на Мясникова же с Мефодием Гилевым. Эти-то, конечно, те еще охламоны, но ведь виноват-то все-таки я. Это же меня черт за язык дернул Дмитрию Федоровичу, каинскому купцу, посоветовать суконную мануфактуру в Каинске строить. Помнишь такого? Это его Каинский окружной начальник стяжателем и скрытым якобинцем характеризовал за то, что салотопный, свечесальный и мыловаренный заводики без дозволения в окружной столице выстроил. А на замечания туземного правления грозился к его превосходительству генерал-губернатору в Омск жаловаться ехать. Помнится, еще и ко мне в гостиницу с целой папкой выписок из каких-то законов явился.
И, кстати, если каторжники так же, как и их свободные коллеги, получали заработанное этими ничего не стоящими бумажками, понятна причина их нежелания работать. В конце концов, заключенных кормили, поили и одевали, и на них не висела необходимость заботиться о семьях. Солдаты, которые кандальников охраняли, тоже никак не были заинтересованы в высоких трудовых результатах их подопечных. Морока одна – конвой туда, потом обратно. Зеки в теплой шахте, а служивые – в тесной караулке…