— Это есть, у меня раненые лежали, немцы их потом увезли когда в плен взяли. Форма то их осталась.
— Лейтенант, вас уставу не учили? — нахмурился Григорьев и вздохнул. — Не будь вы больны и не имели командирского звания, сейчас бы уже упор лёжа приняли. Я понимаю, что у лётчиков свои отношения между собой, дружеские, как я понимаю, но я этого не приемлю… Друзей терять тяжелее.
Тот отворил калитку и под любопытными взглядами так и не рассеявшейся толпы прошёл во двор.
— Так они же пешком топали, да ещё зимой по пояс в снегу, — пожал я плечами.
— У меня сохранились документы, комбинезон обгорел, как и форма, но есть оружие.
— Бредит, — вздохнула старушка. — Сейчас с ним Лиза сидит, соседка моя, холодные примочки на лоб ставит, жар у него… Я, что ещё спросить хотела. У побитых полицаев живности в сараях много, почти всё там наше, отобранное.