Опустились кованые решетки, лязгнули замки на тяжелых дверях, намертво отрезая весь комплекс зданий казнохранилища от внешнего мира. Заскрипев, откинулись на петлях крышки колодцев — гарнизону будет нужна вода. Опустились заборола на бойницах, встали у них настороженные арбалетчики. Усиленные посты появились у каждого перехода, бдительно оглядываясь вокруг сквозь прорези тяжелых шлемов.
А вот это сильно она сказала. Я уважительно посмотрел на девушку. Логичнее было бы ожидать, что она спросит «против кого?» На такой вопрос и ответить-то было бы легче. Я глубоко задумался, Пламена ехала рядом и не тревожила меня разговорами.
— Следует ли это понимать так, что у нас теперь развязаны руки?
Ничего. Мы не гордые. Можем и постоять. Гораздо важнее — что, а главное — как, — скажет король моей матери, когда подойдет к нам. Вот тут надо держать ухо востро…
— Ну, значит, стали использовать и ещё что-то… рана явно не от арбалетного болта. Я бы сказал, что это был острый нож в умелой руке — маленький разрез, от таких повреждений быстро не умирают.
Судя по тому, как сжал губы отец Варшани, это именно так. Король таким образом выражает свое неудовольствие слишком поспешными (по его мнению) действиями высшего иерарха церкви. И его, в принципе, можно понять: тот факт, что в твоем дворце кто-то столь явно демонстрирует свою приязнь кому бы то ни было, некоторым образом умаляет величие монарха. Вот нам мягко и намекают: признание церкви в глазах короля значит не так уж и много. Так что, несмотря на все ваши богатства, становитесь-ка вы, любезные, вместе со всеми прочими.