Потом, как-то все стихло, нигде не мелькали кресты, никто не норовил зайти в хвост. В эфире была подозрительная тишина – видимо, приемник в очередной раз умер. На земле пылало несколько дымных костров, где-то вдалеке мелькали самолеты, а вокруг не было никого. Виктор вдруг подумал, что там, внизу, догорает все его звено…
Дальше стало проще. Немцы по-прежнему шныряли поблизости, но в бой вступать уже не желали, выжидая удобного момента. Провисев положенное время, советские самолеты взяли курс на свой аэродром.
– Саблин… твою мать… ты какого х… клювом щелкаешь… пи… – связь пропадала, трещала и хрипела, но Виктор почему-то понял все, что хотел сказать ему командир. Он вышел из виража и сразу увидел «мессеров», они парой поднимались вверх.
– Саблин, вы под атакой! Саблин, уклоняйтесь! – голос Хашимова зазвучал тревожным набатом. Виктор суетливо оглянулся и оторопел, четверка «пешек», немного растянувшись по высоте, пикировала на их пару. Увернулись они с Игорем в последнюю секунду, уйдя переворотом вниз. Пешки проскочили совсем рядом и продолжили пикирование на основную группу, Виктор увидел у них на крыльях кресты. Сверху пикировала еще одна четверка. Они с Игорем снова уклонились от атаки, однако в этот раз враги разделились. Пара насела на Игоря с Виктором, а другая спикировала вниз. «Да это же не «пешки», – запоздало подумал Саблин, – это сто десятые «Мессершмитты», тяжелые истребители. Вот это влипли…».
Он привалился к заиндевелой двери и, достав папироску, закурил. Папирос оставалось всего восемь штук, он не собирался сегодня больше курить, но этот проклятый запах спутал все планы, подпортил настроение. Мысли потекли вдаль, далеко от плетущегося в декабрьской ночи поезда, в прошлое.
Но Виктора все это касалось мало. Суета на аэродроме проходила мимо него, и добровольно принимать в ней участие он не собирался. В голове все еще был сумбур, мысли путались. Он сидел в теньке, безучастно наблюдая за царящей неразберихой.