Саблин загнал обнаруженные зенитки под капот и, сбросив бомбы, заложил боевой разворот, беспокоясь только, чтобы не отстал ведомый. Но Пищалин уверенно висел сзади, бомб под его крыльями уже не было. Чуть в стороне вынырнула еще тройка «Яков», и они вновь заняли свои позиции над штурмовиками. С земли продолжали вести огонь, но уже далеко не такой яростный. Стреляли, скорее, для самоуспокоения. В сопровождении редких разрывов зенитных снарядов группа спешно отходила домой….
– Бойца? – Судя по тяжкому вздоху, никакого энтузиазма со стороны сапера это предложение не встретило. – Не-е, бойца я тебе тоже не дам – сейчас на переправу пик нагрузки. Но помогу, чем смогу. У тебя же компас есть? Вот смотри, твой самолет был примерно вон там…
Виктор сперва растерялся. От сочувствующих взглядов других летчиков, от причитаний старшины. Гаврилова и Михайлюка он помнил смутно, слишком уж много людей проходило через резервную эскадрилью, не в каждом полку было столько. Реглана было жаль, как будто отдал кусочек себя. Он не хотел сдавать его на хранение, но летать в комбинезоне и реглане было очень уж неудобно, а в одном реглане холодно. Постепенно растерянность сменилась безудержной яростью.
– Сделаю. А как тебя сбили-то? Рассказал бы.
– Какому куратору? – удивился Шишкин. Охотничий азарт с него мигом спал, сменившись непониманием и растерянностью.
Когда паром выплыл на середину Дона, немцы начали артиллерийский обстрел. Это оказалось куда как страшнее, чем совсем недавно, когда пришлось пережидать его в окопе. Укрыться было негде – вокруг только река, да кожа реглана, а это слабая защита от осколков. Снаряды поднимали высоченные столбы воды, подбираясь все ближе и ближе, каждый мог стать последним. Это ужасающее ожидание, когда вокруг свистит смерть, а от тебя ничего не зависит, слепило из десятков стоящих на понтоне людей один организм. Слыша свист очередного снаряда, этот организм испуганно замирал, чтобы затем облегченно выдохнуть, когда фугас рвался в стороне. Напряжение на понтоне росло с каждым ударом весла понтонеров, с каждым сантиметром пройденного расстояния. От него некуда было деться, оно буквально висело в воздухе, усиливаясь и усиливаясь, и даже коллективный вздох облегчения скоро превратился в истерический многоголосый стон.