На улице раздался мерный перестук нашего «максима», потом еще одного, и бой принялся набирать обороты. Пыль в комнате начала немного оседать, и проступили очертания изуродованного пулями окна и украшенных пробоинами стен. Он выскочил из дома и снова прыгнул в спасительную щель. Тут было безопасно, только ничего, кроме беленой стены хаты, не видно. Мимо Саблина, едва не наступив на голову, пробежали два красноармейца с винтовками. Они забежали за угол, и вскоре оттуда донеслись хлопки выстрелов. Появление красноармейцев подвигло Виктора на какие-то действия, и он решился вылезти из своего укрытия и снова выглянул из-за угла. Красноармеец у плетня уже не стрелял, а шипя, скалился от боли, его выцветшая гимнастерка расцветала на плече бурым пятном. Он задом провалился в окоп, высунув наружу ноги и голову и от боли загребал своими ботинками по траве. Другой боец, с обвислыми усами, пытался его вытащить из окопа, но получалось плохо. Раненый упирался, цеплялся руками за землю. Лицо его было белое, без единой кровинки, а глаза дико вращались. Увидев Саблина, другой боец оживился, крикнул, чтобы помог, и потянул раненого за поясной ремень. Виктор подскочил к усатому, и они вдвоем быстро вытянули подстреленного из окопчика и оттащили упирающегося бойца за хату. Здесь раненый немного успокоился, его перевязали, и он затих, привалившись к стене.