— Кто?.. — Олег по-прежнему ни на кого не смотрел. — Вы убили. Такие… как вы…
Несколько секунд Алексей Максимович еще колебался. Потом положил телефон на стол. В тот момент он вряд ли полностью мог бы отдать себе отчет в том, что же заставило его так поступить. Не боязнь возможных служебных неприятностей — это точно. Скорее ощущение того, что, избавившись сейчас от Олега, он навсегда лишится чего-то… чего-то очень важного для него самого, что только-только стало ему приоткрываться и впервые за долгие годы снова начало наполнять его безрадостную жизнь каким-никаким смыслом…
— Чего ж ты тогда в казарме речуги толкал? — удивился Нефедов. — Против чего возмущался?
Явственно скрежетнула зажигалка. Гога снова очутился в кадре — он стоял неподвижно, раскинув руки, зажмурившись. Какую-то ничтожную долю секунды не происходило ничего, только бесцветное зыбкое марево окутывало его. И вдруг это марево взорвалось огненным шаром. С утробным воем живой факел метнулся в сторону, вылетел из кадра, и тотчас картинка зарябила бестолковым мельтешением, из которого ничего нельзя было понять. Сразу несколько голосов смешались в косматый звуковой ком.
— Никто тебя не понимает так хорошо, как Нуржан Мухаметович, да? Все остальные взрослые скучные, глупые, слабые, неинтересные, а он совсем другой. Он самый лучший, и может объяснить все на свете, о чем ни спросишь… Да только, Сережа, всегда получается так, что подобные мухаметовичи используют таких вот, как ты, для достижения собственных целей, о которых вы не имеете ни малейшего понятия.
Он прищелкнул языком в предвкушении предстоящего приключения.