Так вот, неделю назад на входе воняли керосином всего две дамы. Одна танцевала только со своим мужем или любовником – в общем, с тем, с кем пришла. Вторая одарила вторичным запахом двух гвардейских офицеров, а те – еще четырех дам третичным. На выходе Муха без особых трудностей указала именно на тех, кого уже взяли на заметку подчиненные Нулина.
После чего император вкратце изложил, как именно он представляет себе эту фигуру.
На время отсутствия императора бабка переселялась в Лефортовский дворец. Объяснение было вполне правдоподобное – чтоб, значит, она денно и нощно блюла здоровье императрицы и ее будущего ребенка. Но в канцелярии и секретариате были предупреждены, что все распоряжения лейб-повитухи, даже и не касающиеся императрицы, должны исполняться немедленно и с тем же тщанием, что императорские. О том же самом состоялся разговор с командиром Семеновского полка Шепелевым и, разумеется, с братьями Ершовыми.
Почти всю дорогу из Петербурга в Москву Елизавета проделала в карете, в отличие от прошлых вояжей, когда она не упускала случая покрасоваться верхом. В той же карете ехала Елена Татищева, расстроенная тем, что не смогла выполнить просьбу цесаревны. Причем ведь она старалась не по приказу, ей молодой царь сразу понравился… но все было тщетно. И Елизавета в общем-то понимала, отчего так.
Сергей начал было обдумывать возникшую проблему, но тут же одернул себя. Слишком мало информации, блин! Так можно додуматься вообще до хрен знает чего, примеры уже были – и, к сожалению, неоднократные. Нет, голову ломать пока не надо, а следует просто глянуть, какова окажется эта девица при ближайшем рассмотрении. И что в дальнейшем предпримет цесаревна.
Елизавета не обманула ожиданий молодого царя. Она, с трудом сдерживая слезы, поведала о своем открытии. Мол, она поняла, что слишком стара для Петеньки, не может составить ему счастья и не хочет его ничем неволить. Император тут же вспомнил третью и четвертую строку пушкинского стихотворения, которое не давало ему покоя прошлым вечером. А Елизавета тем временем с чувством продолжала, причем и дальше почти по Пушкину. Сергей, постаравшись изобразить трагическое лицо, внимательно слушал. «Понятно, – прикидывал он, – что это не экспромт; Лиза небось все давно продумала да еще не раз отрепетировала со своей Маврой. Но все равно еще чуть-чуть – и я тут, пожалуй, от полноты чувств даже пущу слезу».