– Неужели? – удивился Сергей. – Но, даже если это и так, то сейчас ты еще как можешь, и далеко не одно слово.
Император слушал генерал-прокурора Сената Ягужинского вполуха – ибо цифры, которые пытался донести до высочайшего слуха Павел Иванович, были уже известны его собеседнику, и он просто ждал, когда докладчик перейдет к выводам. Которые, впрочем, совершенно явно из тех самых цифр вытекали. Ага, вот, кажется, потихоньку приближается суть…
– Оттого, что где-то вот тут, – Елена показала на нижнюю линию, – живет бедная и несчастная Лена Верещагина, которая никогда тебя не встретит, а так и продолжит до самой смерти маяться с этим пьяным уродом! И не будет в ее жизни ничего хорошего. Ни любви, ни кораблей, уходящих в дальние моря, ни паровых машин, ни даже револьверов. И детей тоже не будет! Жа-а-алко…
Слово «лье» император запомнил еще с детских времен, когда прочитал «Трех мушкетеров». Правда, чему именно равна эта единица длины, он не знал, но надеялся, что она все-таки не меньше километра. А то ведь иначе получится не остров, а какая-нибудь паршивая скала посреди океана.
Новицкий продолжил линию так, что она обогнула ложку снизу, но обратно поднимать не стал, а продолжил в первоначальном направлении.
Однако, похоже, Васко говорил это только для того, чтобы успокоить гостя. Потому что вчера утром Фридрих видел медведя своими глазами. Косолапый шел вдоль фасада дворца со стороны Невы, заглядывал в окна, принюхивался и облизывался. Правда, он был не очень велик, но, может, это просто разведчик, а вся стая прячется где-нибудь неподалеку? В общем, принц на всякий случай пока не рисковал выходить на улицу, хоть ему это вроде и не возбранялось. Нет уж, лучше дождаться приезда русского царя. Он, как сказал Васко, скоро выедет в Санкт-Петербург.