Смеюсь и тянусь за коньяком. Успеваю заметить, с какой завистью следит за моей рукой Александр Степанович. Зову прислугу, заказываю всем по бокалу. Гера шепчет в ухо, мол, если вызвать Карину, так и платить не придется. Скупердяй он и есть скупердяй. Копеек пожалел.
– Да-да, вы, несомненно, правы, господин губернатор, – согласился Чайковский. – Только кому, как не вам, ведомо, что они… такие вот Лыткины, совершенно иным божкам молитвы шепчут. Циркуляры, инструкции и положения – вот что для них свято. И это ежели ассигнации хруст не грянет. Тогда только нужные параграфы и находятся.
По боскетной лестнице из коридора в купольный зал. Короткий переход к камердинерской, минуя маленькую переднюю, с которой, по словам сопровождающего меня офицера, начинались покои царя, и выход на вторую, внутреннюю лестницу.
Тем не менее войск у Черняева было настолько мало, что прямого штурма он все еще опасался. О том, что вопрос с присоединением города к империи уже решен и что из Верного выдвинулись две роты пехоты, пять сотен казаков и батарея пушек, генерал не знал. Но беспокоился, что пришлют какого-нибудь другого военачальника, который на всем готовом овеет себя славой завоевателя ускользнувшего из рук Черняева города.
Не знаю, что именно все должны увидеть, но «призыва» я пока не слышал. Съездил к Якобсонам, но никого, кроме слуг, там не застал. Написал записку с просьбой перевести мое письмо на датский и уехал домой. А там получил в руки коротенькое сообщение от дяди Карла о том, что он ныне в казенном доме на Малой Садовой, в Министерстве юстиции. Что уложение о принятии и оставлении иностранцами русского подданства, оказывается, уже существует и мне желательно бы самому «тоже изволить полюбопытствовать».