Епископ Томский и Семипалатинский легко описывался одним словом – старичок. Ни убавить, ни прибавить. И даже золотая цепь с тяжелой, в золоте же панагией на груди этого сухонького сморчка казалась чем угодно, только не одним из символов власти. И голос у Виталия был тоненький да гнусавенький. Неподходящий для проповедей с кафедры голос. Вот плакаться да на здоровье жаловаться – самое то. О запустении храмов, об оскудении церковной казны, о лживых инородцах, тайно продолжавших почитать идолов. О недостроенном, но уже успевшем обрушиться Троицком кафедральном соборе.
Но это значило отсрочить колонизацию очень важных в военно-политическом плане территорий на юге Алтая. Да и в столице могли не понять моих проблем. Зачем, спрашивается, пыль поднимал? Зачем с прожектами отделения Чуйской степи от кабинетских земель по инстанциям бегал? Куда ни кинь – всюду клин…
– Вы что, выдали бы меня жандармам? – презрительно выговорила девушка. – Прощайте, сударь. Мне не о чем более с вами говорить!
– Боитесь? – гаркнул я, едва Серафим открыл рот для оправданий. – Тявкать явились исподтишка сюда, ко мне? Нет уж! Не позволю! Имейте отвагу говорить в лицо! Что? У меня в губернии воры перевелись? Казнокрады и взяточники? Взялись помогать, так помогайте, а не… А вы, господа, – обращаюсь теперь к приглашенным гостям, – фиксируйте. Записывайте. И дознание сразу… Так сказать, по горячим следам. Будем ловить и наказывать. На берегах Великого океана тоже должен кто-то служить, вот и поедут… И еще! С вас, милейший Серафим Серафимович, список. Кто, когда, где и сколько. Откуда известия до вас дошли. Кто подтвердить ваши обвинения способен. Чтобы нашим… правоохранительным органам не с пустого места начинать! Отправляйтесь немедля. К утру все должно быть готово. Вам все ясно, Ириней Михайлович?
Конечно же мне это не нравилось. Я не понимал, сколько бы ни размышлял по этому поводу, чем заслужил такое к себе отношение. Пытался что-то менять в жизни губернии, лазал по горным кручам и воевал с туземцами – ну так и что? Высунулся с этими дурацкими письмами? Так ведь как лучше хотел. Из сведений о цесаревиче, собранных моим пресс-секретарем Василиной, я знал, что Никса умен и отлично образован. Искренне любит братьев и сестру. Проявляет интерес к индустриализации и к развитию наук. Стремится узнать жизнь в стране за пределами Обводного канала. Как было не попытаться спасти жизнь такому человеку? Даже если не учитывать его право на престол империи.
Княгиня сделала знак замолчать. Мимо, особо не торопясь, проходили какие-то господа и дамы, не преминувшие остановиться подле хозяйки и похвалить святочный прием.