— У меня образовалось немного свободных денег и я подумал — Зак, тебе стоит обезопасить свой бизнес. Вы же знаете, что большая часть моего бизнеса замкнута на русских? Нефть, металлы, химия, телекоммуникации?
Общее впечатление сложилось мерзотным — словно вляпался в коровью лепешку. Что-то не слышал я от Newsweek столь же плаксивых сожалений о тюрьме народов в виде Британской империи или покаяния о развязанных войнах от Кореи до Гаити. Наоборот, любые недостатки — повод для оптимизма, потому что когда исправим, то станет лучше.
— Кто же этот счастливец? — мне и в самом деле было любопытно, кто же это посмел встать на пути у миссис Долли?
Среди слушателей раздались радостные крики — они будто только что стали свидетелями того, как сборная Англии по футболу стала второй раз чемпионами мира.
Об этом мне сообщила Оссия О'Лири, ожидавшая меня в присланной машине. Она выглядела несколько бледноватой на мой вкус, но, скорее всего, это так отражался тусклый свет от ее светлой ирландской кожи.
Нет ни одной развитой страны, которая смогла бы развиться, открыв свои рынки для всех остальных. Протекционизм на этапе становления индустрии — отличительная черта любого развития. Так было с любой ныне эффективной экономикой — от той же Англии, запрещавшей вывоз необработанной шерсти и торговлю колоний между собой минуя метрополию, до Советского Союза, отказавшегося от Бреттон-Вудса и "Плана Маршалла" и США, провозгласивших доктрину Монро. Но когда, благодаря протекционизму, страна достигает приличных высот, ей становится необходимо открыться — чтобы увеличить рынки для своих изделий. Но еще больше ей нужно, чтобы сами эти рынки были открыты. Отсюда и начинаются все эти вопли о свободной торговле, которая выгодна лишь тем, кто продает готовую продукцию, а не полуфабрикаты или, упаси Господи, ресурсы — такие "открытые" экономики быстро становятся зависимыми от "благодетелей", склонивших недалеких бедолаг к "интеграции в мировое сообщество".