Раздолбай поймал себя на том, что, перевирая Мишины слова, он выставляет его в дурном свете, но подробно излагать суть разговора и признаваться Мартину, что он год слушал в себе «голос Бога», ему было стыдно. Еще он подумал, что раньше «внутренний голос» начал бы этим возмущаться, и порадовался, что теперь ничего такого не происходит — расщепление сознания прошло, нервное расстройство закончилось.