Стараясь сохранять генералиссимусовское достоинство, Сталин опасливо подошел к столику.
— Забирай, но чтобы через две недели принес картину.
— Ну, пялятся на какой-нибудь журнал или календарь с девками…
Услышав чеканный голос, вещавший про злобное глумление и попранные ростки, Раздолбай понял, что его первые догадки верны и «родители» действительно вмешались, чтобы вернуть всех в эпоху, когда за включение рок-музыки на дискотеке вызывали на комсомольское собрание. Он с тоской представил, как в институте появится своя Лена Островская, которая будет сверлить окружающих алмазным взглядом и требовать: «Не смейте слушать „Дип Перпл“! Это злобное глумление над культурой нашего Отечества! Вы попираете ростки служения общему делу!»
«Ладно бы я просто не нашел цветов, но ведь нашел, хоть это казалось невозможным! Зачем Бог помогал мне, если эта помощь бессмысленна, — не понимал Раздолбай, пытаясь разгадать замысел высших сил, — а может быть, диспетчерша оценит именно такие розы? Увидит их, поймет, как трудно сейчас найти цветы, и, тронутая вниманием, поможет мне?»
— Миш, ты совсем охренел что ли?! — взорвался Раздолбай, радуясь, что получил хороший повод для резких слов. — У нас людей убивают, а ты говоришь, что у тебя все разрешилось к лучшему?