Плавный ход «Форда» укачал Раздолбая сразу. Он заснул, уткнувшись лбом в стекло передней двери, и проснулся, когда Фархад тормошил его за плечо в районе поворота на Химки.
Таксофоны они нашли возле здания районного магазина, который местные жители, подсказывая дорогу, назвали «очагом культуры». Запасливый Мартин вытащил из кармана плаща маленький кошелек, набитый двухкопеечными монетками.
Раздолбай прошел через хромированный вороток и, восторженно повторяя про себя «своя жизнь», зашагал по туевой аллее к белому зданию с колоннадой и стеклянным куполом на крыше.
— Сделаешь, как я велю, — получишь новый шанс и убедишься, что мне можно верить. Смалодушничаешь — и ее потеряешь, и веру не обретешь. Скоро поворот с проспекта. Делай, что я велю!
— Пойми, мать ревнует. Это естественно, так должно быть. Потом это пройдет, а сейчас она сама не понимает, что с ней. Ты уже лоб здоровый, должен к матери относиться, как к дочери. Не спорить — мудовую самостоятельность доказывать, а думать, как ее лишний раз не задеть.
— Может, и к лучшему. Кися не впечатлила меня так, чтобы с ней дико пороться, — в тон Мартину отвечал Раздолбай, напуская на себя ухарский вид. — По домам?