Когда Раздолбая внезапно охватывала увлеченность, он на некоторое время забывал обо всем. Образ джипа, запряженного тройкой, еще вчера показался ему отличной идеей для картины, и, схватив приготовленные для Арбата карандаши, он незамедлительно принялся набрасывать эскиз. Тверская улица, Кремль, взмыленные лошади — композиция ярко проецировалась на экран воображения, и он рассчитывал с легкостью перенести ее на бумагу. Через несколько часов работы им овладело отчаяние. Он считал себя хорошим художником, рисуя портреты и малофигурные композиции, но картина, на которую он замахивался теперь, превышала его возможности. Она требовала точно выверенного искажения пропорций и перспективы — умения, которое их преподаватель по мастерству называл «рисованием глаз на фоне гор». Должен был получиться сюрреалистический образ, в котором и кони, и джип, и Кремль на заднем плане сжимались бы в одну дышащую энергией плоскость, и этот образ, так отчетливо вспыхивающий в сознании, коверкался до неузнаваемости при попытке воспроизвести его, как красивая мелодия в исполнении певца без слуха.