Дома я разыграл ту же комедию, что и у Коба, на сей раз для прислуги, которая спит в задней комнате. Я громко разговаривал с Анитой, которая якобы была рядом. А она как раз в это время должна была позвонить. С минуты на минуту я ждал звонка в нашей спальне. У меня было еще много дел, но я заставил себя караулить у телефона, чтобы прервать звонок, как только он раздастся. Но вот уже часы показали пять, сквозь шторы в комнату стал просачиваться утренний свет, я услышал первые звуки просыпающегося города. С Анитой, верно, случилось что-то серьезное. Чем больше проходило времени, тем яснее я понимал, насколько безумна наша затея. И вдруг звякнул телефон, почти не нарушив тишину. Я схватил трубку и услышал какое-то бульканье. Это была Анита, но далеко, так далеко от той жизни, которой я желал для нас, о которой я мечтал для нас, для Мишель. Она разыграла все, как я ей велел, на случай, если нас будут подслушивать. Она сказала, что говорит Дани Лонго, что она сейчас находится под Аваллоном на машине, и добавила условленную фразу, которая означала, что все идет по предусмотренному плану, а именно: «Мсье Каравей, ковер у меня в багажнике». Она сказала также, что позвонила Бернару Тору, якобы узнать наш номер телефона. Мне известно, что этот художник — самый близкий вам человек, если не считать того подражателя Гари Куперу, который, когда вы забеременели, бросил вас.