Яростный взгляд Катилины был предупреждением Марку. Ничего на свете не хотел Катилина меньше, чем этой помощи. Я вчера смотрел на него так же, подумал Марк. Он освободил меня от проклятой травы, а я уставился на него, сжимая кулаки… Клоун, читал я на его лице. Клоун, шут, тебе к форме прилагается красный нос. Что сейчас читает он на моем лице?!
Заблудшей душой Марк бродил по кишкам жилого комплекса.
Марк жалеет, что Пака нет. Карлик всегда умел поднять ему настроение. Уж Пак точно бы навел деда на правильный, нужный разговор. Но коротышка-акробат умотал принимать лошадь. Время от времени дед брал лошадей на выездку и дрессуру. Дедова школа славилась у цирковых, недостатка в заказах не было.
Пространство в визоре исказилось, пошло складками, словно плохо натянутая ткань. Заморгали в растерянности далекие звезды. Во тьме космоса скользнула, неярко опалесцируя, смутная фигура. Она искрилась, переливаясь радужным перламутром. Словно компания приятелей-исполинов, обнявшись, шла пешком по Галактике, слившись в единое многоногое и многоглавое существо.
— Чай заваривать. — Тарара почесал ухо. — Я много чая пью.
Так говорил дед: «Скаль зубы, волчонок! Врагов это бесит…» Так говорила Н’доли: «Злобный, голодный волчонок. Весь мир против нас, клыки блестят, слюна течет…» Марк оскалился: теперь это у него называлось улыбкой. Не всем позволено, уведомлял оскал. Деду — можно. Н’доли — ладно. А обер-декуриону Метелле лучше придержать язык.