В сущности, явление не новое: правительство Ющенко, прекрасно осознавая, что не в силах улучшить жизнь народа, старалось довольно бездарно и неуклюже «перевести стрелки», пользуясь новомодным выражением. Отвлечь внимание на «внешнюю угрозу» со стороны злой империалистической России, якобы только и мечтающей в очередной раз поломать хрупкую украинскую государственность — а заодно и вбить в головы молодому поколению искаженную версию истории, где эсэсовские палачи оборачиваются героями, авантюристы былых столетий — романтическими борцами за независимость, а едва ли не вся мировая цивилизация создана в незапамятные времена «древними украми»…
Если добровольно сойти на минуточку с ума, такую картинку, пожалуй, можно вообразить. Однако при этом возникает закономерный вопрос: почему же в таком случае вся остальная Европа с этим самодурством покорно согласилась и признала за грабителями-московитами воровски присвоенное ими славное имя? Какие такие средства воздействия на Европу могли быть у помянутого князя? Да никаких. Предположим, что немцы, в XVI в. однажды захватившие Рим, вдруг решили примазаться к его исторической славе и объявили, что все человечество отныне должно именовать их вовсе даже не немцами, а благородными римлянами. Реакция на эту сенсацию была бы простой: вся Европа, дружно похихикав над шутниками, продолжала бы именовать их немцами, как им испокон веков и положено… И никак иначе.
За двадцать один год правления (1687–1708) Мазепа особой народной любви не обрел. Как и его предшественник, он щедро раздавал в потомственное владение земли, села и деревеньки — вместе с крестьянами, разумеется. И даже ввел «универсалом» 1701 года обязательную еженедельную двухдневную барщину даже для тех крестьян, что жили на собственной земле и ни под каким помещиком не числились. Даже «отец самостийности» профессор Грушевский, апологет Мазепы, вынужден был признать: «Разумеется, эта новая барщина страшно возбуждала крестьянство, у которого еще были свежи в памяти времена беспомещичьи, когда оно хозяйничало на вольной земле. Горькая злоба поднималась в нем на старшину, которая так ловко и быстро сумела взять его в свое подчинение. Особенным гневом дышали люди на гетмана Мазепу, подозреваючи, что он, шляхтич и «поляк», как его называли, старался завести на Украине польские панские порядки. С большим подозрением относился народ ко всем начинаниям его и старшины».
Чепурко Б. Украинцы. «Основа», № 3, Киев, 1993.
На Великую Отечественную приходится очередной всплеск «самостийности». И тут уж нет ничего опереточного, ни на грош, крови было пролито немало…
Однако практически сразу же шведский король обнаружил, что, как говорится, купил кошку за енота. Обещанного Мазепой казачьего войска он не дождался. С Мазепой к шведам прибыла лишь горсточка приверженцев гетмана — пессимисты оценивают их число в полторы тысячи, а оптимисты — в пять. Даже если верна вторая цифра, это была именно что горсточка. Когда Мазепа посылал казачьи полки воевать совместно с московскими, то они насчитывали не менее пятидесяти тысяч сабель. Так что даже по самым оптимистическим подсчетам самостийников к изменившему присяге гетману присоединился лишь каждый десятый казак. Ясно, что население Гетманщины авантюру своего главы никоим образом не поддерживало… Старшины и полковники (в том числе и те, что сначала последовали за Мазепой) в массовом порядке прибывали к Петру. Новым гетманом быстренько выбрали полковника Ивана Скоропадского. Еще через шесть дней митрополит Киевский, посовещавшись с высшими церковными сановниками, публично провозгласил Мазепе и его сторонникам анафему, то есть церковное проклятие (не отмененное до сих пор). Чучело Мазепы при большом стечении народа подвесили на виселице.