Великий вытащил из рукава пергамент. Видел он плохо, но послание помнил наизусть. Ему его не раз прочли.
– Будто у тебя земель меньше! – окрысился Давыд.
Юлиуш не ответил. Ему было так худо, что хотелось выть.
– Дать батогов! – велел князь. – Отходить, чтоб седмицу лежал! Будет ему наказание, заодно дурь выйдет. Отныне все, что к княжьему столу, пробовать – теми, кто готовит и подает. Объявить, что ежели в тереме кто от зелья умрет, то всю челядь им и накормят. Пусть приглядывают за собой.
Никодим отчетливо видел красную бусинку. Она лежала совсем близко, багряно отсвечивая в солнечных лучах. Митрополит опустил руку и нащупал камень. Тот, к его удивлению, оказался холодным. «Странно, – подумал Никодим, – когда успел остыть? Держали-то в руках…» Медлить, однако, он не стал. Вытащил бусинку и, не разглядывая, показал собравшимся.
– Потаскай на спине дружинников, узнаешь! – ответил женщине Главный Хозяин, и Йорх одобрил его слова. Женщина, обидевшись, умолкла.