— Ага, — с явно слышимым сарказмом сказал генерал-аншеф, — и где же ты сейчас найдешь такого, чтобы он был способен править Россией, и при этом ни у кого, в том числе и у него самого, не возникло желания помочь царю побыстрее покинуть этот свет?
В Лефортовский дворец возвращались втроем — император, цесаревна и Миних. Разумеется, не считая охраны. Все молчали.
— Вижу! Вижу я всего три варианта будущего рабы божьей Анастасии, а никаких других там вообще нет. Первый — это если оная раба божья и дальше будет валять дурочку. Тогда ее просто сейчас вышибут из дворца, и все. Но зато ежели она всерьез соберется служить молодому царю, то ждут ее деньги большие, звания высокие да милость царская. Ну, а коли она всего этого не оценит и захочет чего-нибудь на стороне, то прикопают бабушку, да так, что даже я не буду знать, где именно. И как тебе мое гадание?
— Да, но нескоро. Вот когда удастся сделать так, что дорога будет занимать не более полугода, тогда и съезжу. Должен же император знать, как выглядит его держава!
— Не перехвали, государь. Да и нет у нас пока никаких пиитов.
Пока в полном объеме знакомить хоть кого-то с результатами анализа обстановки в планы молодого царя не входило, но вот сообщить Миниху об ультиматуме Совета в его адрес явно стоило. Не в последнюю очередь потому, что он об этом скорее всего и сам знал. Или в ближайшее время узнает, что несущественно. Поэтому во время вечернего визита генерал-аншефа Сергей пересказал ему беседу с Голицыным.