Но не будем залезать во времена отдаленные, посмотрим, как обстояло дело с хлебозаготовками в годы сплошной коллективизации. За образец возьмем работу Виктора Кондрашина «Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни» — она написана в том же русле, что большинство работ, но добросовестней прочих, там много цифр и фактов.
Все же будет неправильно, если мы совсем обойдем проблему власти, ограничившись констатацией того факта, что она, мол, «не справилась с ситуацией». Мы уже убедились, что народ — не безликая масса, но и власть — не бездушный механизм. Каждый начальник наделен своими взглядами на жизнь, характером, волей и совестью (или ее отсутствием). И это еще очень большой вопрос — как соотносились движения шестеренок власти и усилия рулевого. Особенно на Украине, где системный кризис дополнился еще и административной реформой.
Правда, имелись на селе и «вестники будущего». К 1927 году в стране насчитывалось 27,7 тыс. тракторов. По одним данным, 90 % этого суперпарка находилось у крестьян — если рассредоточить их ровным слоем по СССР, придется примерно по одному трактору на тысячу хозяйств. По другим данным, в крестьянских хозяйствах насчитывалось полторы тысячи машин — тут уж калькулятор начинает клинить… Соединенными усилиями весь этот парк мог вспахать не больше 3 млн десятин, или около 2 % всей посевной площади (если не сломается…).
Контрреволюционные группировки последнего периода как по составу, так, особенно, по характеру своей деятельности значительно отличаются… Если раньше группировки возникали только на почве перевыборных кампаний под лозунгом „Проведем в советы своих“ (1925, 1926 гг.); если группировки 1927 г. и особенно 1928 г. возникали, главным образом, в период хозяйственной кампании, ставя своей целью срыв и противодействие этим кампаниям, то контрреволюционные группировки 1929 г. …носят достаточно ярковыраженный характер повстанческих ячеек».
Однако и в более серьезных работах, посвященных голоду, почему-то очень трудно найти конкретные цифры: а какой процент урожая шел государству в порядке хлебозаготовок и какой оставался в селе? Ведь, казалось бы, так просто: размеры хлебопоставок определены постановлениями Политбюро, валовый урожай можно взять из справочников — вперед! Но вместо документов на нас вываливают показания очевидцев, которые в младенческом возрасте видели, как в хату приходили какие-то люди и забирали все. Вообще все, вплоть до стакана пшена, из которого бабушка собралась варить детям кашу. И в душах людей поселяется такое возмущение, что про цифры они напрочь забывают.
К началу XX века вулкан явно стал просыпаться. Крестьянские волнения начались еще в 1902 году, а когда в 1905-м поднялись города, в деревне полыхнуло уже по-настоящему. Причем, в отличие от достаточно хаотичных рабочих волнений, мужики действовали организованно и «по понятиям». По тем понятиям, которые шли еще от докрепостной Руси. Началось все с самовольной запашки помещичьей земли, барские права на которую крестьяне не признавали никогда, и с порубок лесов. По мужицким понятиям, леса были «Божьи», находиться в частной собственности просто не могли, и сельские жители не понимали, почему они должны страдать от отсутствия дров, если лес — вот он! Затем пришла очередь имений, которые начали грабить — если такое можно назвать грабежами. Тут на память приходит скорее слово «реквизиция».