Но дело в том, что ни первую, ни вторую операцию невозможно провернуть без сердечного согласия с районными властями. А как достигается сердечное согласие? Неужели только за счет горьких жалоб на жизнь? В кино, может быть, и так — а в реальности соловья баснями не кормят.
Молотов, отвечавший в ЦК за работу в деревне, в 1927 году относил к кулакам крестьян, арендующих землю и нанимающих сроковых (в отличие от сезонных) рабочих. Но арендовать землю и нанимать рабочих мог и середняк. У какой-нибудь вдовы в хозяйстве две крепких лошади, сын-работник и батрак — ну, и какая она кулачка? А реальный кулак вполне мог обходиться вообще без батраков — если имел пятерых сыновей или если его хозяйство было не земледельческим, а торгово-ростовщическим, например…
Впрочем, нередко доходило и до открытого неповиновения, хотя и весьма юмористичного. Вот, например, три картинки с натуры — какие типажи! Мелкопоместный дворянин пришел к мировому посреднику с жалобой на жестокую несправедливость.
В полном соответствии с напрашивающимся ответом господа начали усердно изображать из себя другой народ — надо полагать, им тоже так было легче — и довольно быстро в этом преуспели. Самые богатые из них жили в странных, нерусских домах, одевались на иноземный манер, даже говорили не по-русски. Менее богатые поневоле стояли ближе к народу — но всей душой рвались ввысь, к «элите», не видя службы и пользы, которую та приносила Отечеству, а видя лишь внешнее: манеры, роскошь, развлечения.
В 1933 году принятая в качестве основного способа экономических взаимоотношений между государством и селянами контрактация была отменена и заменена твердым заданием с гектара. Может статься, голод тут был и ни при чем… Интересно бы узнать, кто вообще додумался заключить взаимоотношения двух стихий — стихии земли и стихии власти — в рамки писаного договора? Которые и сейчас-то, при цивилизованном менеджменте, сплошь и рядом соблюдают через пень-колоду — а уж тогда!