— Так, — я вспомнил резкий манёвр вертолётчиков, развернувших винтокрылые машины курсом на южный микрорайон. Вот куда ушла авиа поддержка. — Это не объясняет, откуда тебе стало известно о моём ранении.
Через тридцать пять тысяч лет после побега на борту осталось пятнадцать членов экипажа, решившихся на коренные преобразования…. Корабль, почти израсходовавший топливо для фотонного движка был переведён в режим частичной консервации, но Олое, даже перестав быть человеком, продолжала надеяться на чудо. Она ждала пятнадцать тысяч лет, ждала, когда другие перестали надеяться и предпочли тихо отойти в иной мир. Олое сходила с ума, бросалась из крайности в крайность, но дождалась.
В нашем деле главное вовремя смыться, в больнице оно бывает тяжеловато включить ноги и отыграть тупого увальня, но жалобный щенячий взгляд, вовремя брошенный на Иннокентия Сергеевича, порой творит чудеса. Меня перестают крутить и осматривать, быстро прогоняют через томограф, какой-то там сканер, берут последний раз кровь из вены, отводят в туалет, где я на радость ожидающего лаборанта тужусь и выдавливаю потребное. Кх-м, никогда не думал, что процесс дефекации может принести кому-то радость. Однако, выходит, я ошибался. Фу-у, отбился с Божьей помощью! Лучше на йома выйти с голыми руками, чем чувствовать себя лабораторной свинкой. С йома проще — чик по горлышку и нет окаянного, докторов трогать нельзя, чем поганцы и пользуются, сколько крови мне попортили.
Входить в комнату в скафандре было как-то стрёмно, это как в грязных кирзачах ввалиться в стерильную операционную. Не комильфо одним словом. Покумекав, я решил, что с моей стороны не будет наглостью сдёрнуть "выходной костюмчик" и остаться в светло-голубом исподнем. Авось хозяева не обидятся.
— Как тебе быть отцом демона? Нормальный контекст? Тот, кто пустил ролик в эфир, сделал изящный ход конём. Я не дурак, соображаю, по кому бьют и это меня безмерно злит, а ещё меня злит, то, что ты включаешь дурочку, стараясь не замечать интересного факта, что твоего сына невольно втягивают в политические разборки.
— Слишком. Думаю, ты права, — согласился я. — Младенцу ясно, что Буратино играет на чужом поле, да только создаётся нехорошее впечатление о продажности судей.