Попутно пришлось отбивать атаку Финча, решившего, что настал его звездный час и стоит попытаться перехватить самые лакомые куски на рынке. И если бы он был первым, Вилли пришлось бы сдаться на милость победителя. Но первым был я. И Финч убрался в свою голландскую нору не солоно хлебавши.
Теперь, отягощенный увесистым кирпичом Nokia, я должен был пробраться в подвал: он не так глубок, чтобы заглушить сотовую станцию, но в то же время достаточно крепок, закрывается изнутри и мои посетители не услышат мерзкого пиликанья набираемых девяток.
— Разве плохо вышло, Сардж? Документы он отдаст, кидать его я изначально не собирался. А потом, когда вывезу его из Германии, он всецело будет в моей власти. Зато представляешь, какие бомбы могут оказаться в его документах? Разве плохо взять за тестикулы какого-нибудь голландского бонзу? Я уверен, там будет, чем поживиться!
Этот тихий окрик придал мне такой прыти, что эту ночь стоило бы внести в «Книгу Гиннеса», как дату, когда человек совместил и победил время и пространство.
В самом деле, Карнаух к этому и вел мысль — у кого есть много золота, тот и царь горы. Тот и может выпускать любые деньги. Но пока большая часть золотишка не у нас, да бог с ней большей, просто значимая — мы всего лишь исполнители чужой воли и обладатели просто вороха условно ценных бумажек.
— Запас карман не тянет. Просто все эти акции-облигации не выглядят очень-то надежными. За вчерашний день капитализация моих компаний в среднем упала на четверть процента. То есть теперь я стою не сорок миллиардов, а всего лишь тридцать девять миллиардов девятьсот миллионов.