Он тяжело на меня посмотрел, тем взглядом, которым профессионалы одаривают туповатых дилетантов.
С Бондом ничего не вышло. Да и не могло выйти.
Пока я упивался манией собственного величия, для которой, как известно, не нужно величия, достаточно просто мании, мы пришли к высоким — метра четыре — деревянным дверям, почти воротам, подобным тем, что можно найти в любой областной филармонии СССР: геометрический узор на полотне, латунные блестящие ручки и петли. Помпезно и… только лишь помпезно. Еще чуточку расточительно.
— Лучше предохраниться, чем потом пожалеть.
— Встреча перенесена в Шпандау. Время то же, место я знаю.
И я старался, я выпучивал свои глаза, будто это было самым важным, что возможно сделать. Все силы уходили на то, чтобы не моргнуть, потому что мне казалось, что стоит мне только захотеть это сделать и я умру. По рукам и ногам разлилась неприятная слабость и внезапно все кончилось.