– Ну, в офисе у Потресова, – пояснил Кот, – Бара… кхм, извини, Маш, но ты за последние десять часов наехала на Джавецкого только один раз. Да и то скорее по привычке. А Гаджет и Джавецкий вдруг стали говорить какие-то нереально умные вещи… что же там произошло? – Он испытующе уставился на Даньку.
– А мне кажется, – тут же накинулась на нее Немоляева, – что ты, Кузнецова, слишком много себе позволяешь.
– Слушай, Маш, ну чего ты меня все время шпыняешь? Чем я тебе так не нравлюсь? Джавецкий да Джавецкий. Ты можешь со мной по-человечески разговаривать?
– Нет, это не так. Убивать недопустимо. Это запрет, табу, грех. Убивая, мы разрушаем себя. Свою душу, свою силу.
Отморозки неуверенно переглянулись. Нет, с этим козлом явно было что-то не так, причем настолько, что им всем одновременно расхотелось вступать с ним в схватку, исход которой вроде бы был ясен – при таком-то соотношении сил. Но… сказать об этом тоже было как-то не в дугу. Западло как-то…
И ни он, ни второй оператор даже не догадывались, что здесь, в этом месте и этом времени, цветом, обозначающим беспрепятственное движение вперед, к цели, считался зеленый. А оранжевый – это цвет, являющийся смесью желтого, здесь обозначающего скорые перемены на что-то прямо противоположное, и красного…